Имя: Ниакрис-Девон Тайо
Раса: Забрак
Родная планета: Иридония
Возраст: 20,5


Внешность:



Волосы: Шикарные густые волосы цвета старого серебра. Некоторые пряди – практические черные, другие – наоборот светло-серебристые. Длина – по пояс. Всегда тщательнейшим образом ухоженные, почти всегда собраны на затылке в сложную прическу, заколотую четырьмя иглами зенжи.

Глаза: Глаза большие, азиатского типа. Цвет глаз – практические черный, то есть зрачок различить при обычном освещении трудно. Есть отличительная черта в виде небольшого, но яркого зеленого пигментного пятна, рядом со зрачком на правом глазу.
Девон практически всегда держит глаза опущенными, что иногда ошибочно принимают за смущение и робость. Взгляд же у нее не то чтобы очень приятный. Холодный, тяжеловатый, словно пробивающий оборону и проникающий в самое естество. Девон редко смотрит в глаза. Но, как говорится, метко.

Кожа: Нежно-перламутровый загар. Любит пользоваться косметикой.

Уши: В период жизни на Наги Девон слишком увлеклась местными жителями, что и привело ее к несколько необдуманному шагу – операции по изменению формы ушей. Пластическая хирургия творит чудеса – и теперь у Девон очаровательные ушки с чуть розоватыми длинными и острыми кончиками. Она лично – ими очень довольна, правда вот все никак не может привыкнуть, что при резких звуках, испуганно опущенные уши легко выдают ее замешательство.

Губы: верхняя губа чуть больше нижней, что придает лицу чуть обиженное или напуганное выражение.


Фигура: Выглядит Девон на первый взгляд не очень-то внушительно – все из-за хрупких и беззащитных плечей, худеньких запястий и тоненькой талии. Но это, скорее опять же обманчивое впечатление. Годы физических тренировок убрали все ненужное, оставив только сильное и гибкое, поджарое тело.

Руки: Кисти рук худые, с длинными сильными пальцами. Руки – пожалуй, единственное, что выдает душевное состояние Девон. Никакого покоя, нервы, похожие на оголенные провода, постоянное движение, хроническое напряжение.

Татуировки: Тело Девон покрывают тонкие, мерцающие от переломления света лазурные линии, оживающие при каждом ее движении. Это сложные линии, иногда кажущиеся то схематическим изображением волн, то цветов, а может, это какое-то загадочное послание на неизвестном языке? В любом случае Девон по поводу этих татуировок никогда не распространяется. Но понятно точно – что она периодически их дополняет, словно делая странные пометки на своем теле на вечную, вечную память..

Характер: Характер Девон сильно изменился с тех пор как она попала в Академию Ситов. Из зависимой, застенчивой, и открытой девочки она превратилась во внешне спокойную и независимую молодую женщину. Как она сама для себя решила – никто, никогда и ни по какому поводу снова не потревожит ее душу, и не сумеет зайти дальше, чем она сама позволит. А с некоторых пор – никто не смел нарушать ее границ.
Девон отличная актриса. Ей подвластен практически любой образ – от нежнейшего и ранимого юного существа – до жестокой Леди Сит, неподвластной возрасту и низменным эмоциям.


Биография.



Проснулся я и закурил
И встал перед окном
И был весь опустевший мир
Один сиротский дом.

Наутилус Помпилиус. «Христос»




Все, что я могу вспомнить о своей планете – это то, что у нее было обожжено лицо.
Бескрайние пылающие солнечными лучами степи простирались до самых горизонтов – и вздохи земли, словно утомленной безысходной тоской по утерянной много лет назад любви, раскаленным ветром обжигали нежные пальцы далеких восточных морей.
Помню мы ездили к морю – но и на огромной скорости взбесившихся машин до него можно было добраться только за несколько дней. Но после изнурительной дороги нам открывались мелким бисером рассыпанные рыбацкие селения и пестрые, наполненные до краев разномастным народом прибрежные города, окаймлявшие спокойное и величественное море, превратившееся давным-давно во влюбленное в небо зеркало.
Мой отец часто уезжал в столицу – он вел там какой-то сложный и запутанный для моей не обремененной в то время мыслями головы. Сам он еще до моего рождения, с женой, перебрался из столицы в этот забытый богами уголок. Но старые дела отчаянно тянули его назад, как осьминог из глубины, и в итоге, дома он бывал без года неделю. Как раз в одну из таких поездок, когда я была совсем еще малышкой – умерла моя мать. Не знаю, зачем и почему она это сделала. Именно, зачем - она оставила в моей памяти только свои черные до пят волосы, бездонные серые глаза, петляющие где-то между изгибами мироздания и пропастями безумия, и улыбку, постепенно становящуюся всё более подчёркнутой и горькой с годами, а в конце, на смертном одре и осыпавшуюся с ее лица пожухлыми лепестками неизлечимой болезни.
С тех пор теперь стены вокруг дома стали точно выше неба, а дома – в прежде радостной, прошитой ручьями весенних сквозняков усадьбе - только сломленная ужасом жизнь, высохшие от скорби руки, и сжавшееся лицо отца, лицо человека, потерявшего любовь всей жизни и которое, казалось, можно было накрыть ладонью. А убрав - сорвать из памяти как ненужную и пожухлую икону бога, в которого утратил веру.
Отец долго и отчаянно боролся со страхами оставшимися после умершей жены, ее смехом, все еще эхом звучавшим из каждого угла, осколками ее взглядов, и ее терпким запахом страсти в каждом пряном утре планеты.
Но в итоге сдался – и я почти перестала его видеть. Бывало, что он неделями не выходил из своих комнат.
Сама я упустила тот момент, когда окончательно отпустила мать – но произошло это незаметно и плавно, как будто просто одним утром закончились слезы в глазах, а в сердце рана затянулась тонким шрамом печали. Я продолжала жить, стараясь не превратиться в беспомощного призрака, которым стал папа, и терпеливо ждать, когда он тоже сможет взять свой расстроенным разум в руки.

В тот длинное, тянувшееся сгоревшей карамелью время я все свои силы отдавала учебе – преподавателями моими были выходцы с различных планет, которых выписывал отец, желая дать мне лучшее образование, которое только мог. Так я выучила языки, и приобрела все навыки, необходимые для того, что бы вести себя непринужденно и уверенно в любом обществе. Так же еще по желанию отца, в прошлом великолепного фехтовальщика - я получала уроки владения холодным оружием – странный выбор, который моя мать совершенно не поддерживала, но вместе с тем и не решалась прекословить железными рогам отца, которыми он уперся в идею научить меня обращению с клинком.
В то же время я начинала смутно понимать, что чем-то отличаюсь от окружающих – для себя самой я походила на колючее семя растения, способное иногда уцепиться за чужие эмоции или мысли, и чувствовать их так же ясно и четко, как свои собственные. Но рассказать мне о том, что поселилось во мне – было некому, и я старалась по мере возможностей воспринимать взрывающееся в руках стекло и реакция, обгоняющая события, как данность – тем более происходило это крайне редко.

Спустя несколько лет добровольного затворничества, в которое заключил себя сам, отец вдруг встрепенулся – и казалось, что когда он в первые за долгое время шел по коридорам и распахивал одно за другим давно запертые окна в своем крыле дома, что с его на сто лет постаревшего лица, льется серебряной пылью отжившая свое время скорбь. Скорбь, оставшаяся теперь только где-то в глубине ореховых глаз пожилого забрака.
За считанные недели он наладил истончившиеся и почти разорванные связи старых друзей, с которыми он вел бизнес, нашел академию, в которую хотел отослать меня на пару месяцев - и вот он собирается и уезжает, весь зараженный лихорадкой жажды беспорядочной, но крайне активной деятельности... Уезжает что бы никогда больше не вернуться.

Все дело было в том, что как раз политическая ситуация на планете – была в крайне шатком состоянии – и мой отец, ярый последователь нового порядка Империи оказался не в то время не в том месте - он погиб во время разгона службой безопасности сторонников Империи, мирно проводивших митинг. Все было обставлено как будто про имперски настроенные граждане, подняли бунт. На самом же деле, в толпе просто находились зачинщики из местной СБ. Они-то и начали потасовку с силами правопорядка. А я даже не была рядом с ним в момент его гибели…
В это время между Республикой и Империей установился паритет. Моя планета отошла к Империи. Но далеко не мирный народ забраков, точнее республиканские прихвостни, не принял этого и поднял мятеж. Этот мятеж мог дать толчок к зарождению нового ребелиона и поэтому Мофф, скрепя сердце, вынужден был отдать приказ по экстреминации населения…
Мне сравнительно повезло. Как раз в то малоприятное время я находилась далеко от дома. На Коррибане, той планете, о славе которой так много слышала. Во время пути в свою академию мне не удалось удержаться от соблазна хоть одним глазком увидеть этот кроваво-красный песчаный кокон тысячелетней застывшей в камне запутанной и враждебной мудрости и древних распрей. Там, среди медных вихрей, расшитых остывающими ветрами, меня настигла весть об отце. И...
Все оборвалось.
Закончились мысли. Свойственные 17-ти годам, закончились планы о счастливых замужествах, закончился запах полынного ветра, гуляющего рядом с домом. Жадные лопасти пустоты раскрошили все воспоминания и чувства, оставив лишь тупую и надломленную ненависть к несправедливости совпадений и случайностей.
Я разорвала билет до своей академии и осталась на Коррибане, в грязном и покрытом песком, словно корицей Дрешде. Бродя по узловатым улочкам, путаясь в тенях одиночества и скуривая десятками сигареты, я в одно туманное, окрашенное цветом отгоревшего рассветного огня небо, я оказалась перед черными ступенями Академии Ситов.

А после того, как я прошла, подгоняемая гулким эхом черные ступени и холлы, началась новая страница моей жизни. И сейчас я с четкостью понимаю, что некоторые книги нужно писать кровью.

****

Не успела я как следует прозябнуть в сквозняках академии гуляющих даже, казалось бы, под тонким налетом тревожного и короткого сна перед красным рассветом Коррибана, как повстречала своего первого в жизни друга – фаллиенку Мориен, дружба с которой началась у нас с плотного и звонкого столкновения лбами в одном из коридоров.
С ней мы выполнили и нашу первую миссию – разобрались с агрессивно настроенным призраком хозяйки ледяного и звенящего тишиной замка Зиоста. Столкнувшись с собственными страхами, и иллюзиям мы спасли друг друга от самих себя, вытащив из зыбких трясин чуждого разума, давно перебродившего в острое и чересчур крепкое вино безумия, медленно закипающее в волнах так и не оставившей после смерти своей хозяйки Силы.
Тогда я поняла, какой величайший дар подарила мне жизнь, какой алмаз мне следовало огранить в себе в мерцающий бриллиант. Сила снизошла и выбрала одну меня из тысяч мне подобных, впустив в мою кровь инъекцию своего великого и всеобъемлющего знания и мудрости, к разгадке которой, мне всего лишь нужно подобрать ключ.
Ключ, который откроет мне как можно сжечь планеты, развеяв над ними терпкий дух собственных снов, как не давать умирать черным глазам от яда грустных улыбок, как не дать отцам своих дочерей утопать в бурлящей толпе, и как не оставлять меня совсем одну, среди всех утр пьяного мира...






Дополнение.




Я улыбалась снегам, дождям и ветрам, любила завьюженные миры…
Летала в скучающее небо, ощущала всю его мерцающую даль…
Желала несбыточных желаний, и грустила с тобой над пустотою дня…
Ждала ласкающего солнца, и ощущала в себе сияние огня…
И стучалась я в незапертые двери, и столько раз переходила через болевой порог…
И шутила я над безграничной верой,
И хранила наш извечный зов дорог…
Я заигрывалась в судьбу, любовь и верность…
Я гасила звучание наших шагов…
Я читала предания про вечность,
Ощущая в нас начало всех Богов…
С тобой…



Пока не пришел тот самый день…
Когда мою душу вдруг растрепал внезапно налетевший ветер. Этот ветер не колыхал травы, он не гнал облака, не разгонял туман – он планомерно рвал мое сознание… В тот момент я так и не поняла – случилось ли что-то с Мориен или, может быть с Лордом Александром? Я всегда догадывалась, что связана как-то и с ним… Но в тот момент я не мыслила – я просто существовала в мире, внезапно погрузившемся в абсолютную пустоту – в сжавшемся в крошечную точку пространстве… Несколько секунд было так тихо… Так тихо, что казалось – что я умерла. Это была вязкая, как загустевшая кровь, тишина… Тишина курганов, тишина забытых гробниц на секунду погасила мои чувства… Я успела сделать пару судорожных вдохов.. Успела рассмотреть лазурное небо, с пятнами жемчужных облаков… Сетчатка успела разглядеть три солнца, три золотые монеты вдавленные в ткань неба.
А потом я ослепла. От огромной взрывной волны боли, впечатавшей меня в полевые цветы…

Очнулась я совершенно беспомощной. Безобиднее котенка – потому что я потеряла самое дорогое мне – Связь и зрение… Мир был совершенно глух. Все явления стали будто плоскими, я стала плоской – я казалась себе карикатурой на ту Ниакрис, которую забыла… Я была бесконечно нищей…
Нет, Сила не оставила меня – она просто перестала быть той бездонной пропастью, в которой мне казалось я могла рассмотреть все глубины мироздания – она была без вкуса, без захватывающего полета жизни и смерти.. Она словно утекла сквозь мои пальцы, оставив в моих ладонях только свой призрак… Покорный и прирученный…
Я не помню, как я выбралась с той планеты. Не помню даже, как я туда попала. Не помню зачем, почему… Память, зрение, осязание – все сбилось, все перепуталось… Во мне все рухнуло, порушилось в один миг. Меня словно пожрала изнутри болезнь…

Последующие недели были мучительны… Я с трудом вспоминаю, как слепо металась по галактике, из разных углов которых мне слышались голоса… Эхо, которое я постоянно принимала то за чей-то нежный шепот, то за властный голос...
В конце концов мои скитания привели меня на Наги – планету, полную степей и высоких, утопающих в небе гор.
Там, убаюканная течением ветров, в кристально чистом, звенящем воздухе, я неожиданно нашла успокоение. В отрезанном от цивилизации горном поселении я прожила много спокойных, мирных месяцев. Глубина горных озер похоронила в себе мои страхи, мою память, мои голоса… Там я как дитя играла в Силу, стараясь вновь понять ее, впустить в свои вены, в свое сердце…
Там, в горах, я видела как солнце каждый день, низвергаясь в пучины ночи, взрывается красками, которых я никогда не смогу описать… А утром вновь восставало – холодное, выкованное изо льда, а потом все повторялось…Утро, вечер, осень, зима, весна…
Местные жители были неожиданно радушны ко мне. Я жила на каком-то постоялом дворе… Днем я пыталась разучить боевые танцы нагаи, здесь совершенно ненужные, ставшие всего лишь полузабытой традицией, но безумно красивые и пугающе смертоносные… А как только солнце клонилось к закату – я уходила куда глаза глядят… Что бы там, в тишине озер и горных гряд робко пытаться заглянуть в себя. Увидеть, что же произошло со мною, тогда…

Я думала, что останусь там навсегда. Я думала что именно на этой планете – где каждый горный обрыв кажется концом света, я буду жить до старости. Выйду замуж, может, выращу пару-тройку детей. Я даже изменила форму ушей… Сейчас – смешно вспоминать. Смешно до острой, тупой боли под сердцем. Причина была в том, что мои решения я не входили в планы Силы, не входили в планы Вселенной. Месяцы шли, и безмятежное счастье стало сменяться тревогой, девственная тишина тех краев заменилась необъяснимым гулом, исходящим из глубины подсознания… И однажды, проснувшись в своей мягкой постели, оглядев бумажные стены – я поняла, что мой маленький карточный домик счастья уже разрушен… Мне просто приснилось, что я его построила… Все эта безмятежность была лишь мимолетным блефом…

В тот же день я исчезла с Наги, не попрощавшись ни с кем… Помню только, уходя, я оставила дверь открытой.
Случайно?
Я же все равно не вернусь…
Никогда…

Интересно, только, расцвели ли там уже орхидеи?

Я снова вернулась на Коррибан. Меня никто не ждал, я тоже не ждала ничего. Я жила в ордене, наглухо запечатав в своем сердце все воспоминания о том, что произошло со мной за эти полтора года. Я никого не знала, меня никто не знал. Я даже не помню имена учеников, которые периодически у меня появлялись…
Вот и все.
И ничего не было, нечего вспоминать…
Кроме этих далеких, застывших во внезапно морозном воздухе орхидей….

Одежда: Черное платье с черным же корсетом, сложенным из достаточно крепких, но легких кожаных пластин, который отлично подчеркивает изящность ее фигуры. Длинная широкая юбка сшита из плотного, огнеупорного материала. Под ней – удобные узкие черные штаны. Сапоги – удобные, крепкие, по колено. Из украшений – Девон предпочитает массивные, но простые по форме украшения из драгоценных металлов. Выбивается из общего ряда только круглый металлический медальон с именем «Рагнар Прайд» - и если остальные украшения периодически надолго отправляются в недра сумки, то он - всегда на шее или, реже на запястье Девон.
Верхняя одежда – простой черный дорожный плащ. Почти всегда с собой дорожная черная сумка, в которую умещается смена одежды, фонарик, что-нибудь перекусить, косметика, и разная никому ненужная мелочь.

Имущество:
Сабер с серебристым лезвием. Получен на Зиосте

Сила:

Ранг: 4

+ Волна безумия– Девон способна обрушить на разум противника хаос образов ужаса и страха.
Безумие, овладевающее жертвой, вытесняет собой реальный мир, делая цель беспомощной.