Имя: Эван’Камю
Раса: Тви’лек
Пол: М
Возраст: 25 лет

Внешность

Как и большинство тви'лек мужчин, Эван не отличается красотой, зато выделяется высоким (примерно 1,90м) ростом, горделивой, прямой осанкой, крепким телосложением и отсутствием так часто присущих многим его сородичам признаков гедонизма, наподобие зоба или чрезмерных отложений жира в лекку. Необычным для тви'лека можно назвать и его улыбчивое, добродушное и располагающее лицо.
Возможно, причиной добродушности и гордой осанки, являются его лекку, длиной почти полтора метра каждый, они традиционно считаются сопутствующими большому… достоинству.
Принадлежа к основной расовой группе Рилота, он является обладателем зеленого кожного пигмента. Глаза же его небесно-голубого цвета, что, однако, не особенно заметно на общем фоне.

Одежда
Эван из клана Камю предпочитает путешествовать в современном национальном костюме (см. изображение) цветов своего клана: свободная роба преимущественно желтых и пурпурных цветов, стянутая широким синим поясом, скрывает под собой простые, но удобные штаны и рубаху, на ногах же можно увидеть легкие синие же башмаки.
По нестареющей моде Рилота, запястья стянуты тканевыми браслетами в тон обуви и поясу, а на кистях Эван носит тонкие перчатки без пальцев.

Характер
Как и у многих тви'леков, рожденных и живущих на родине, характер Эвана закалялся в жестоких условиях беспощадной природы и обществе, часть которого поощряла развитие рабства собственных сородичей, а часть держалась за гордость и честь сильнее чем за жизни. Очевидно, нет ничего удивительного, что характер его нельзя назвать иначе как «сложный» и «противоречивый».
Имея изначально довольно высокий социальный статус, Эван имел счастливое и беззаботное детство. Потеряв отца в последней галактической войне, Эван с сестрой воспитывался матерью исключительно – выдающаяся женщина из касты воинов, она сумела привить ему высокие моральные качества, закалить его волю и склонить к той части общества, которая считала рабство не самым достойным, хоть и очень прибыльным делом. До семейной драмы, Эван не обладал выдающимися талантами или амбициями, а предпочитал лишь плыть по течению.
Однако, после того как определенные события втянули его в круговорот страстей и жестокости реальной жизни, сломив юношескую веру в счастливую жизнь без проблем, Эван стал жестче, практичнее, злее и увереннее в себе. На его лице почти всегда можно увидеть улыбку, порой снисходительную, порой вежливо-внимательную, но под ней легко обнаружить язвительность и море скептики. Заново взглянув на многие уроки матери, он увидел свой жизненный путь как путь воина, путь справедливости – пусть и через жестокость и насилие.
Став, как он считал, борцом за справедливость, он и не заметил, как чуть было не скатился до простого террориста. Но это уже – отдельная история.

Квента

Персональный журнал
9 илона 11 г. П.Я.Б. Атунда.
Корабль отходит завтра, я обо всем договорился. Наемники Тол’Сивона будут ждать в пятом порту, я должен быть там до рассвета. У дяди свои мотивы, но я рад, что он позволил мне присоединиться к рейду.
Я до сих пор не могу мыслить трезво. Не укладывается в голове, как родственник, пусть и дальний, пусть и из другого клана теперь – мог пойти на такое. Матери все еще плохо, но доктора позаботятся о ней, это всего лишь стресс, говорят они. Верю, ее взгляд так же цепок и мысль так же ясна. Ей страшно за меня, но она все равно нашла силы дать мне благословение – и оружие.
Я не писал несколько дней… И, если честно, сейчас тоже – не то настроение, чтобы писать в журнал. Но, так как через несколько часов я присоединюсь к солдатам клана в рейде на соседей – думаю, мне стоит написать хоть что-то. Я не любитель устраивать драмы, но здесь вспоминаются родианцы, вся культура которых построена на крови и зрелищах. Они говорят: драма – основа искусства, корень истории и движитель жизни.
Моя драма – довольно типична для это планеты, но пока несчастье не случится с лично тобой – ты никогда не веришь до конца в его реальность.
Три дня назад семья получила приглашение погостить от дальнего родственника - да распадется его имя на сто частей и будет забыта половина! – и приглашение было принято, мы слишком редко куда-то выезжаем. Я и мать взяли отпуска, сестра же, будучи на учебе, могла позволить себе просто пропустить несколько дней – я уже и забыл каково это.
Нас забрала частная яхта и в безопасных предрассветных сумерках быстро доставила в соседний город, одним из правителей которого и был тот проклятый…
Я не буду писать о первых днях и мелких радостях простых туристов, которым, похоже, угодить старались все от мала до велика, которых чуждый полис встретил как родных – и предал как неприкасаемых.
Я скажу только, что на третий день – был устроен прием в высших кругах, на который мы, само собой, были приглашены – без сестры, слишком молодой для всего этого буйства. Пир, песни, танцы, редчайшие блюда и искуснейшие актеры были нам усладой, пока в самый темный час ночи, я не ощутил внезапный укол из смеси боли, удивления, страха и непонимания. Не имея представления о природе этого странного чувства, я повернулся к матери в надежде получить разъяснения, но встретил ее полубезумный взгляд – и кинулся следом из зала.
Сестра исчезла. Потребовались небольшие усилия с нашей стороны, чтобы узнать, что была она взята хозяевами как «плата за радушие и залог дальнейшего благоденствия». Не имея возможности решить дело каким-угодно способом, мы немедленно отбыли домой. По прибытии – мать, не справившись с собой, легла в больницу. Я же… Мы смогли связаться с дядей, имеющим определенное влияние и собственную команду наймитов. Занимались они тем же, чем, наверное, и все команды наемных воинов этого проклятого мира – по собственной инициативе совершали налеты на малые города, и по заказам – на крупные. Направив его интересы в необходимое русло, я смог выторговать и себе место среди экспедиции.
Меня не интересует нажива, я не собираюсь быть среди налетчиков, которые будут брать то, что успеют взять и тащить в трюм всех, кто подвернется под руку. Меня интересует только она…
Боги, помогите мне.

* * *

Я родился за семь лет до Битвы при Явине в довольно состоятельной семье военных. Семья никогда не была особенно крепка, но все же это была семья. Моему воспитанию уделялось мало времени, но, как мне кажется, я радовал родителей тем, что занимался этим сам и, как мне тогда казалось, вполне успешно.
Я был любознателен, любопытен. Мягок, отзывчив, послушен. Вежлив, внимателен, хорошо учился. Хотел бы быть другим, если бы это дало хоть немножко больше тепла и заботы с их стороны. Однако, я не жалуюсь. У меня было хорошее, спокойное детство, которое я ценил.
В год, когда была разрушена вторая Звезда Смерти, пропал без вести и, очевидно, погиб, мой отец. В тот же год родилась моя сестра, жемчужина нашего рода, по счастливой игре природы получившая редчайший из доступных нам цветов – красный.
С этим годом в семье началась новая жизнь. Потерю отца мать восприняла с присущим лишь ей хладнокровием, сестра же стала заслуженным центром красоты в нашей маленькой вселенной. Неожиданно, я обнаружил, что и мне стало уделяться достаточно внимания. Мать всерьез взялась за мое образование и, что важнее, за формирование моей личности. Сложно описать как ей удалось этого – может быть, если у меня будут дети, я пойму это лучше – но она с годами сумела привить мне твердость и высокую мораль, стойкость – и умение ценить, уважать, воспринимать.
Косвенно, наблюдая за ней и ее реакциями на те или иные события в жизни, я узнал и о жесткости и жестокости, о том, что хотелось назвать путем воина – путем жизни, в которой кровь смешивается с добрыми намерениями, желание жить с жаждой смерти, а тонкость мысли – с решительностью действий.
Возможно, лучше всего философию жизни, которую я старательно перенимал, опишет ее фраза, ставшая первым и лучшим из моих уроков: «Если ты достал пистолет – стреляй».
Никаких компромиссов. Никаких сомнений. И никаких колебаний, раз ты решился.

* * *

Рейд, в котором принимал участие молодой Эван из клана Камю, окончился патом. Он был быстр и жесток, но был ожидаем. Это была одна из схваток, к которым давно привыкли на планете. Кто гнался за прибылью – мог получить ее тем или иным способом. Кто шел по глупости или ради острых ощущений – очень быстро складывали головы. Кто приходил из высоких идеалов – уходили с болью и разочарованием. Сестру спасти не удалось.
В то же время, это неожиданное событие стало толчком, которого, возможно, Эван ждал всю жизнь. К добру или к худу, но раз взяв в руки оружие, раз почувствовав силу и возможности, которое оно способно предоставить – он уже не хотел выпускать его из рук.
Однако, не стал он и просто наймитом, солдатом удачи – или того хуже, одним из работорговцев, гончих за легкой наживой. Годы метаний по галактике, случайных работ с оружием в руках, и твердой, еще детской верой в справедливость, в хорошую жизнь, в то, что лишь зло заслуживает зла – в конце концов привели его в разношерстую компанию, называющую себя «рейнджерами», взгляды которой были на удивление близки к его собственным.
Рейнджеры держались вдали от политики, вдали от глобальных войн или вселенских противостояний. Люди с их талантами были бы с радостью приняты в ряды Сопротивления, борющегося против набирающей мощи Новой Империи, а может быть люди с их подготовкой были бы с такой же радостью приняты в ряды той самой Империи… Но рейнджеры предпочитали поддерживать нейтральные отношения с обеими знаменательными фракциями, помогая простым людям, а не идеологиям.
Эти странные партизанские команды совершали налеты на работорговцев, отбивая пленных. Помогали тем контрабандистам, которые по их мнению делали добрые в общем-то дела, и вредили тем, кто занимался контрабандой наркоты, оружия и прочих сомнительных радостей жизни. Поддерживали в локальных конфликтах слабые стороны, уравнивая шансы и делая тем самым дальнейший конфликт нерациональным.
Веселыми вещами занимались. И в этой компании Эван сразу нашел себя. Последующие года он был частью многих подобных операций, пока в ходе одной из них не встретил группу повстанцев, которые смогли-таки повлиять на его взгляды.
Увлекшись мечтами и идеями Сопротивления о низвержении Империи, о восстановлении демократии и равенстве в галактике, он потерял себя в них – и забыл наставления о том, что нет в идеологиях правых и виноватых.

* * *

Персональный журнал
21 силона 18 г. П.Я.Б. Катунда.
Это девятый день после засады. Капитан и авангард, по всей видимости, в плену. Раненым оказана помощь, кто выжил – выжил, кто мертв – мертв.
Но мы не собираемся сдаваться.
Атака перенесена на эту ночь, погода благоприятствует. Эта ракетная база держит под контролем весь сектор, уничтожить ее полностью было бы хорошо, но слишком дорого и бессмысленно, их ресурсы велики, не пройдет и месяца, как в сотне метров отсюда будет стоять такая же. Но вывести ее из строя на несколько часов или даже дней – и это даст карт-бланш остальным группам в секторе, мы сможем вывезти мирное население и скоординировать ряд атак на их линии снабжения. Может быть, мы даже сможем спасти соратников, но я бы не был столь оптимистичен.
Уже темнеет, осталось совсем немного. Пока есть время – буду писать, я уже так привык к этому.
Перед высадкой, катар Кхар снова предложил мне современный бластер вместо моего револьвера. Я снова, как и в прошлые разы, когда мне предлагали подобное, ответил что это – память. А эффективность не слишком сильно отличается. Впрочем, он уговорил меня и сейчас револьвер в кобуре, а в руках - стандартная винтовка.
Никогда раньше я не откладывал его перед боем, с того самого первого раза…
На пустынном скифе мы ворвались в город моего проклятого родственника, бывалые солдаты вмиг покинули корабль, раздались первые громы и молнии, первые тела припали к земле. Я не знал что делать и как вести себя, сжимая потеющими руками рукоять старого отцовского пулевого пистолета, револьвера, как называла его мать, бежал к местам заключений, потом – к домам властей…
Я с разбега налетел на охранника и рефлекторно нажал курок. Отдача чуть не выбросила оружие из моих рук, но пуля показала себя такой же неразумной и смертельной, как бластерный болт – и, наверное, более жестокой, потому что я до сих пор помню выражение боли и страха на его лице. Стреляя из бластера, ты почти не имеешь шансов осознать реакцию жертвы, все происходит слишком быстро. Пуля же редко убивает мгновенно.
В конце концов я нашел и ту родню. Первым выстрелом я попал в ногу, бросив убегающую падаль на землю. Вторым, почти вплотную, я прострелил руку, тянувшуюся к оружию. Вытянув руку с револьвером, целясь в его сердце, я медлил. Шипя и извергая проклятия, он говорил, что сестру я уже никогда не найду, не спасу, не защищу. Я верил ему и злился. Но стрелять в обездвиженного, безоружного – не хотелось. Состояние аффекта ушло, я видел перед собой всего лишь жадного труса.
- Согни руку в локте. Это хорошее оружие, но оно имеет свои особенности.
Голос позади меня принадлежал одному из солдат дяди. Я последовал совету и понял его смысл. Холодный голос отрезвил меня еще больше, достаточно, чтобы я вспомнил фразу, которую так часто слышал раньше: достал пистолет – стреляй.
Я последовал и этому совету.

* * *

Свет.
Тьма.
Свет.
Гром…
Свет, тьма и круговерть цветов.
И боль, которая без обиняков говорит тебе: ты умрешь.
Я ранен в живот и, судя по количеству крови под руками, по боли и по подступающей темноте – ранен смертельно.
А бой еще продолжается. Я знаю, что можно умереть достойнее – заставить себя оторвать руки от живота, подхватить лежащую рядом винтовку и стрелять до тех пор, пока не подстрелят меня или пока не кончатся силы.
Но я вижу, что бой проигран и нет надежды. Почти все мертвы, а то, что творится сейчас – не бой, а избиение.
Хочется закрыть глаза, но я боюсь, что уже не открою их. Страх подступает вместе с холодом – от кончиков пальцев и до самого сердца. Я начал было жалеть, что появился здесь, что пошел на это, что… Волевым усилием, я отбросил позорные мысли. Я славно пожил. Умру достойно.
Но нет. Что-то говорило – нет. Не славно ты пожил.
Обидно, но сейчас уже можно не врать себе и не бояться. Хотел бы я вернуться на десять лет назад. На семь лет назад, на пять. Тогда еще не было поздно, я мог бы, я исправил бы…
Оставь. Просто лежи и жди…
…Новые крики привлекли мое внимание. Они казались громче прежних. Странно, нас тало меньше, а криков – больше.
Новые крики и новые выстрелы. Много выстрелов, громы и молнии, еще и еще. Что-то вроде легкого интереса проснулось во мне – подкрепление? Откуда бы…
Вспышки света приближались и я повернул голову, чтобы видеть лучше. И я увидел.
Один негаснущий луч во тьме, светлее молнии и чище пламени – один пляшет в темноте. Люди стреляют по нему, что-то кричат, отступают – а луч все ближе, движется все быстрее, чертит петли и круги – и выстрелы летят в обратную сторону, толпа редеет, оставшиеся бегут.
Бред, наверное, а может – чудо. Бывают же во вселенной чудеса.
Тишина. Кто-то склоняется надо мной, я вижу точеный силуэт на фоне звездного неба.
- Ты ранен, не двигайся.
- Я умираю… Помоги мне.
- Я не могу помочь тебе. Так, как следовало бы. Попробуй помочь себе сам.
- Не понимаю.
- Думаю, понимаешь. Не думай, будто это жестокость, но ты умрешь сегодня. Так или иначе. Но ты можешь... помочь себе, сам.
Помоги… Не понимаю.
- Ты сейчас – открытая книга. И я вижу, что из борца за свободу ты превратился в… террориста.
- …
- Отпусти. Не бойся правды. Покорись. Сдайся.
Я понял кто это. Или начал понимать. Или поверил, или убедил себя.
- Зачем? Вылечи… ты можешь.
- Это не то что тебе нужно, не то что поможет тебе. Перестань убегать от себя, ты ведь видишь как ты изменился.
- Не верю. Неправда… Я ни о чем не жалею.
- И поэтому – здесь и сейчас произошло то, что произошло. Много смертей. Не говори, что тебе все равно.
Не все равно. Но… Я готов умереть за это. За эти же идеалы, за эту идею.
- Ты держишься за иллюзии, взращенные страхом мечты. Это не то же самое, когда ты шел спасать сестру. Ты должен лечь и отпустить их на волю. И сдаться. Открыться всему. Не боясь увидеть неприглядное.
- Не могу. Я нужен другим…
- Ты не можешь уйти от смерти просто потому, что боишься того, что случится без тебя. Этого недостаточно. Ты уже не ценишь жизнь, ты просто боишься смерти. И поэтому ты – там где ты есть. Один, посреди поля из мертвых. Это не жизнь. Нельзя всегда искать причины жить и смысл жизни. Ты должен просто жить.
- Я не могу. Я не… понимаю как.
- Тогда я не могу помочь тебе. И ты останешься здесь – навсегда. Не рассчитывай убежать туда, ты всегда будешь здесь. Отпусти. Сдайся. Сдайся смерти, сдайся страху. Сделай шаг в пустоту.
- Становится темнее…
- Я знаю. Просто найти причину, ради которой можно умереть. Есть ли у тебя хорошая причина жить?
- Я больше не вижу тебя!..
- Так и должно быть.
- …Если я упаду – поймаешь ли ты меня?
- Я уже поймала тебя.
- Что если я умру?..
- Я не могу создать жизнь, но я могу подуть на тлеющие угли. Это может не сработать.
- Но я могу надеяться?..
- Надежда - это все, что у нас есть.

* * *

Несколько дней спустя, Эван проснулся в госпитале, в небольшом провинциальном городке на планете в другом секторе и без каких-либо воспоминаний с последней кошмарной ночи. Проснулся другим.
Несколько дней реабилитации помогли ему вновь примириться с собой, осознать и принять тот факт, что он жив лишь благодаря чуду и странной силе, что смогла его удержать. Впервые открыв глаза в больнице, он сразу ощутил нечто новое в себе, необычное и непривычное – пустоту.
Отсутствие страстей.
В былые времена, он назвал бы это апатией, ушел бы в загул или отправил себя на очередное «задание», не обращая внимания на слабеющий стон внутри себя. Сейчас же, повернув на подушке голову и увидев в окне всего лишь чистое небо, зеленое дерево и каких-то птиц вдалеке – он чувствовал умиротворение и странную решительность. Он решительно не хотел терять этот покой.
Впервые за множество дней он улыбнулся – получая удовольствие от простейших жизненных радостей, от своих чувств и своей жизни. Первые несколько дней, он думал и боялся, что это все всего лишь от пережитого страха, от стресса, от долгого лечения. Но дни шли – и пустота не уходила.
Пустота была странной, и само ее имя не шло ей. Она была уютной, безопасной, надежной. Пустота внутри была открыта для всех идей и предложений, для всех звуков и видений, для всех сородичей и пришельцев.
Он мог улыбаться над шутками и над спорами. Мог улыбаться медсестре и соседям по палате. Он спал спокойно, впервые за долгие годы. Впервые с тех пор, как покинул Рилот.
Выходя из больницы, он думал лишь о том, как ему хотелось бы сохранить это состояние. Он не знал чем будет заниматься в будущем, но жить ему хотелось – так, как он начал жить сейчас. И он думал, что есть лишь один человек, которого можно попросить помочь ему, подсказать, как не утратить новообретенную пустоту.



Навыки
Ранг 1
Чувствительность к Силе: есть

Имущество
- ID карта
- разновидность пулевого пистолета, 6 пуль в обойме (500 кр)

- 18 пуль на поясе (90 кр, 5 кр за пулю, думаю)
- комлинк-браслет на левой руке (60 кр)
- карманный компьютер (100 кр)

Деньги: 8975 кр


Проверил и пропустил: Коул